Алекс мысленно досчитал до двадцати и открыл глаза. Все тот же белый потолок, светлые стены и темные шторы. Та же узкая кровать, жесткая подушка и негреющее одеяло. Каждый новый день похож на предыдущий как две капли воды. Через полтора часа зазвонит бесполезный будильник, выставленный на 6:30, но Алекс уже успел привыкнуть к тому, что просыпается гораздо раньше. И во сколько бы не ложился, уснуть все равно удается глубоко за полночь (если вообще удается). К тому же почти каждую ночь его мучают кошмары, в которых Джон с лицом Шина душит его красной веревкой, а после сбрасывает с обрыва к своре озверевших псов. Но к кошмарам Алекс тоже привык. Он привык вообще ко всему, кроме одного — к жизни, в которой нет Джона. И как бы он ни старался, смириться с этим не получалось. Алекс с жадностью оголодавшего заставлял Хиро рассказывать ему любые новости о Джоне, какими бы они не были, и только отмахивался, когда тот устало замечал, что так Алекс мучает себя только сильнее. Алексу было плевать. К своей теперь извечной спутнице — боли, он тоже привык. Со временем она могла бы притупиться, если бы Алекс постарался забыть свое прошлое, но он, как истинный мазохист, упорно вспоминал каждый день, проведенный с Джоном, потому что только эта боль еще напоминала ему, что он до сих пор жив. Хотя разве можно было назвать жизнью его существование? Алекс апатично плыл по течению, не стремясь что-то менять: ел, потому что нужно было есть, дышал, потому что нужно было дышать. Выходил на улицу, потому что его туда тянул Хиро. Смотрел фильмы, потому что ему их включал Хиро. Алекс превратился в бледную тень себя бывшего, сотканную из горечи и сожалений, и мог бы гаснуть и дальше, если бы в один прекрасный момент все тот же Хиро хорошенько его не встряхнул. Мидзуно долго распинался о том, какой Алекс законченный эгоист, раз продолжает губить себя, не желая жить дальше нормальной, новой жизнью, которую ему подарил Джон. Не хочет начать все с чистого листа, когда для этого у него есть все возможности. Да, Хиро был прав. С его помощью или даже без, Алекс вполне мог бы измениться, зажить в долгожданной свободе и больше никогда не оборачиваться назад. Но беда была в том, что сам Алекс отчаянно не стремился к этому. Правда, все же гневная тирада Хиро что-то задела в давно заледеневшей душе, и Алекс тогда крепко задумался, стоит ли его смирение с новой реальностью жертвы Джона. Конечно, же нет. Да, Алекс все еще задыхался при каждой мысли о нем или о том, что сейчас, возможно, Джон с Шином, ведь последний ясно дал понять в их первую и, к счастью, единственную встречу, что больше не оставит «свою собственность». Давно забытая ревность резво подняла голову, вгрызаясь в итак кровоточащее сердце. И Алекс решился на то, чтобы, наконец, вернуться. Пускай, у него новая личность. Пускай, он вряд ли сможет стать Джону ближе. Но если он хотя бы не попытается, то точно не выполнит данное когда-то самому себе обещание — жить дальше ради Джона. Он просто больше не выдержит. Хиро же с легкостью отпустил Алекса, твердо заверив, что будет всегда рядом, если тому понадобится помощь.
Начать все заново? Что ж, когда тебе только тридцать, а за плечами неподъемная ноша прошлых ошибок, это кажется невозможным. Но в первую очередь Алекс решил, что должен исправить хотя бы малую часть того, что когда-то наворотил. Например, помириться с сыном. Ведь не было и дня, чтобы Алекс не вспоминал Тома и Ран. Для них он умер, но они для него нет. Ран позаботился об их мальчике, сделает его по-настоящему счастливым — в бывшей жене Алекс никогда не сомневался, но он знал, что если когда-нибудь Том выяснит, что на самом деле его отец был жив все это время, а смерть оказалась лишь уловкой, он точно его возненавидит. Поэтому перед возвращением в Нью-Йорк он прилетел в Англию.
За то время, что они не виделись, Ран, кажется, стала еще прекраснее. Утонченная, как всегда безупречная, кутаясь в изящное пальто от промозглого осеннего ветра, она тепло его обняла и негромко шепнула на ухо.
— Я рада, что ты жив.
Когда за пару дней до своего приезда Алекс связался с Ран, он не мог сказать, чтобы та сильно изумилась или испугалась его появлению, но с готовностью ответила на его просьбу встретиться с Томом. Их мысли насчет того, что лучше сыну знать пусть и не самую приятную, но правду, сходились. Раньше в их жизни итак было слишком много лжи.
Как могла, Ран постаралась подготовить Тома к встрече с внезапно ожившим отцом. И все же, как бы волевой и мудрой она ни была, а с внутренним волнением справиться было сложно, потому что трудно было предугадать, как Том отреагирует. В памяти все еще было свежо его заплаканное, полное отчаянной горечи лицо, когда Ран рассказала о смерти Алекса. Тогда Том уже забыл все свои прошлые обиды и в нем росло сожаление, что он так и не успел сказам отцу, что простил его. Что ж, теперь у него появится такая возможность… Но не приведет ли эта встреча к еще большему отторжению?
Алекс боялся того же. Он никогда еще так не нервничал, заставляя себя не думать о том, что будет, если Том возненавидит его за ту вынужденную ложь еще больше.
Но они оба, и Ран, и Алекс волновались зря. Сын был ошарашен, оглушен новостью о том, что его отец жив, но безумная радость по этому поводу перекрыла возможную обиду или непонимание. А Алекс после объяснил ему все. Даже то, что мог бы понять только взрослый, но их мальчик был не по годам мудр, а правда из уст отца вместо прошлой лжи и обмана залечила раны в его душе.
Что ж, откровенный разговор с сыном, его прощение и светящиеся любовью такие же голубые глаза сделали груз на сердце Алекса легче, хоть немного уняв бесконечно терзающую его боль.
Накануне отъезда Алекса, Ран принесла ему увесистую папку с документами, а на недоуменный взгляд пояснила:
— После твоей «смерти» Том, как единственный наследник, получил все, включая и отель. Я, будучи законным представителем, управляла им до сих пор, но…, — Ран на мгновение замялась, а потом легко улыбнулась. — Я хочу, чтобы он вернулся к тебе. Что ты будешь делать, когда вернешься в Нью-Йорк? Тебе же нужно жить дальше, Алекс. Я подготовила все документы на твое новое имя. С этого дня владелец отеля ты. А точнее господин Джереми Маэда.
Алекс не знал, то ли плакать, то ли смеяться, потому что до прихода Ран он вообще не задумывался о том, что будет, когда его самолет приземлится в аэропорте имени Джона Кеннеди. Он знал только одно — с Джоном ему встретиться все равно не получится, пока тот в тюрьме. А значит, он действительно должен как-то существовать все это время, как бы ни хотелось забыться вечным сном. Снова управлять отелем? Его собственным детищем, никогда не зависящем от компании отца, созданным лично Алексом и им же приведенным к успеху. Пожалуй, это был лучший из возможных вариантов.
— Я в долгу перед тобой, — убирая папку, он устало потер переносицу и жестом предложил Ран выпить. Бывшая жена изящно опустилась в мягкое кресло у невысокого столика и взглянула в окно. Номер Алекса располагался на последнем этаже и из него открывался прекрасный вид на город и звездное небо. С момента его приезда, они ни разу не говорили ни о том, что произошло, ни о Джоне, но все же Ран решилась и осторожно спросила, смотря на бледное, осунувшееся лицо.
— Алекс… чего ты на самом деле хочешь?
Чего он хочет? Хороший вопрос. Опустошив одним глотком бокал с заботливо налитым Ран виски, он шумно выдохнул и грустно улыбнулся.
— Чтобы все, кому я причинил боль, были счастливы.
— Вот как, — Ран задумчиво качнула головой, наблюдая как бьется золотистая жидкость о хрустальные стенки бокала. — Тогда в первую очередь сам стань счастливым. Ты никому не сделал больнее, чем себе самому.
Нью-Йорк встретил Алекса ярким, холодным солнцем и шумной новостью, что накануне от инфаркта скончался глава Сато Групп, Хидео Сато. Алекс не почувствовал ровным счетом н и ч е г о. Ни радости, что человека, которого от так ненавидел и так стремился уничтожить, больше нет, ни сожаления по поводу упущенных ими, как семьей, возможностей. Его сердце не дрогнуло, когда глаза пробежали по свежей газете, замечая фотографии с траурной церемонии. Для Алекса отец умер давно. Двадцать лет назад. Умер вместе с матерью. А Хидео Сато был для него никем, чтобы убиваться по поводу его смерти. Удивительное равнодушие от единственного сына.
За три месяца, что он вернулся к роли владельца отеля, Алекс успел привыкнуть, что на него смотрят, как на призрака. Он демонстративно делал вид, что не понимает, откуда эти изумленные, испуганные взгляды, потому что ведь Александр Сато вот почти как полгода покоится в сырой земле, а господин Маэда всего лишь по воле случая оказался его точной копией. Чего в жизни только не бывает. А некогда привычная равнодушная, невозмутимая маска вновь стала его надежным помощником. Не зря раньше Алекс был мастером скрывать свои эмоции, вот и сейчас это умение очень ему пригодилось.
Работа здорово отвлекала, помогая хотя бы в течение дня не скатываться в темную пропасть воспоминаний и безотрадных мыслей. Алекс не щадил себя, стараясь измотать так, чтобы придя под ночь домой, рухнуть без сил на кровать, забываясь крепким сном без сновидений. Но кошмары не спешили его покидать, хоть и стали появляться реже. И если раньше Алекс предпочитал управлять отелем, сидя в мягком кресле своего кабинета, то теперь вникал в суть абсолютно всего, неважно были ли это отчеты про продажам или разгрузка коробок на складе. Каждую секунду он был чем-то занят, потому что только это помогало ему не думать о Джоне. Работой было не заделать обиженную пустоту в душе, но она хотя бы поддерживала в нем жизнь, заставляя самостоятельно двигаться и дышать.
Звонок Хиро застал Алекса, когда тот лично проверял доставку продуктов для ресторана при отеле. Извинившись перед сотрудником, он отошел в сторону и ответил, стараясь отогнать прочь назойливые, полные надежды мысли, что Мидзуно звонит из-за Джона. Впрочем, надежды эти оправдались.
— Джона завтра выпускают.
Алекс почувствовал слабость в ногах и ухватился за шершавую стену рукой, чтобы не упасть.
— Так быстро…, — все, что смог выговорить дрогнувшим голосом.
— Не думаю, что ты хочешь знать, кто ему помог, но мне показалось, что я должен был тебе сказать.
Алекс знать не хотел, но знал, и Хиро не нужно было что-либо пояснять, потому что, как там тогда сказал Шин? Он вернулся, чтобы забрать себе своё. Вот и забирает. Алекс судорожно облизал губы и стиснул пальцами шариковую ручку, что до сих пор держал, так сильно, что та поломалась, больно впиваясь пластиковыми осколками в ладонь. Готов ли он так просто отпустить Джона? Позволить мерзавцу Ямамото вновь привязать его к себе? Нет. Не готов и не собирается этого делать.
Стоя напротив тюремных ворот и гипнотизируя их отрешенным взглядом, Алекс ощутил странное спокойствие. Он почти не спал этой ночью, ворочался, впервые за долгое время страшась кошмаров, и думал, отчаянно думал, что же скажет Джону, как его удержит. Вновь признается в своих чувствах? Это глупо. Его любовь ни на йоту не стала меньше, а только больше. Поблагодарит за то, что Джон сделал для него? Возможно. Но нужны ли Джону его благодарности или признания… Он ведь сел в тюрьму по ложному обвинению не для того, чтобы Алекс и дальше гробил свою жизнь в бесполезных рефлексиях по прошлому и тонул в сожалениях. Он искренне хотел для Алекса счастья, только вот не учел того, что без него счастье для Алекса невозможно.
И удивительное дело, Алекс совершенно не волновался по поводу того, кто еще, кроме него, приедет встречать Джона. Наверное, потому что уже заранее знал, что Шин не преминет случаем показать, что бывший хозяин вернулся и не упустит «свою собственность».
Послышался металлически лязг и ворота распахнулись, выпуская высокую фигуру. Джон шел медленно, немного хромая, а Алекс, как завороженный следил за ним, не замечая ни хромоты, ни излишней бледности, ни теней, залегших на лице, ни опущенных плеч. Он видел только того, кого так сильно, безнадежно сильно любил и по кому так отчаянно соскучился. Сердце билось в груди как сумасшедшее, а глаза невольно заблестели. Алекс даже не моргал, все судорожно рассматривая Джона, и думал о том, как безумно хочет его обнять и больше никогда не отпускать. Но Джон увидел его и замер, остановившись. А Алекс вдруг разозлился — да как Джон вообще мог его бросить?! Почему украл у них это время, почему не рассказал о своем дурацком плане, в котором сам стал жертвой, почему не удержал, пошел на поводу у Алекса, позволив ему «умереть» и тем самым разлучил их. Алекс злился и на Джона, и на себя, и, выйдя из машины, решительно направился к тому, собираясь немедленно все высказать, пусть это было крайне опрометчиво и глупо. Он даже не заметил приближающийся автомобиль, его пылающий взгляд был направлен прямо на Джона, который становился все ближе с каждым шагом. И вот, когда их разделяло всего пол метра, а Алекс уже открыл было рот, чтобы вывалить все свои мучительные, больные чувства, Джон заговорил первым. И весь напор сдулся как воздушный шарик, забирая с собой и злость, и обиду. Все мысли вылетели из головы, стоило услышать любимый голос, вдохнуть любимый запах и посмотреть в любимые глаза. Ничего не имело смысла, кроме того, что сейчас Джон был перед ним, живой и свободный. Алекс протянул было руку, чтобы до него дотронуться, но устало опустил ее, скользнув потускневшим взглядом по кольцу, что ни разу так и не снял с их последней встречи.
— Моя жизнь здесь, Джон, — там, где ты, — и я не знаю, где Хи…
Договорить Алекс не успел, потому что его прервал громкий стук захлопнувшейся двери и до омерзения знакомый голос.
— Какая встреча. Впрочем, я и не ожидал, что ты успокоишься. Джон, мы приехали за тобой, идем.
Алекс медленно повернулся на каблуках, с презрением смотря на довольно улыбающегося Шина, который ответил ему такой же ледяной ненавистью во взгляде. И так сильно захотелось съездить кулаком по его смазливой роже, чтобы стереть эту поганую улыбку, что Алекс машинально поднял руку, но не успел ничего сделать, потому что Джон осторожно, но настойчиво удержал его, негромко сказав:
— Не стоит делать того, о чем потом пожалеешь. Я все равно уеду с ним, потому что так нужно, — Алексу на мгновение показалось, что он слышит сожаление в родном голосе, а Джон, справившись с собой, ровным тоном продолжил: — Постарайся понять меня и… верь мне.
Они действительно уехали вместе, а Алекс еще долго смотрел вслед исчезающему за клубами пыли автомобилю, вспоминая, сколько победного самодовольства было во взгляде Шина, когда Джон шел к нему. Наконец, он словно пришел в себя, сбрасывая охватившее его до этого болезненное оцепенение, и со злостью пнул попавшийся под ноги камешек. Черта с два, он так легко сдастся и отдаст Джона! Только после того, как Джон сам попросит его об этом.
