Коль решилась история на шаг опрометчивый, то верст считать не стала. Отмеряла так по-царски. Мучимая развратом, гудьбой и пьянками, предрекла себе великие свершения. Да не просто, а с пушками и звоном шпаг, игривыми взглядами да удалью военной.
Григорий Александрович мучимый жаждой утренней от выпитого излишка вина на яблоках настоянного, ворча стянул себя с топчана, промахиваясь рукой аккурат в пыльный пол палатки. Утро с похмелья не предшествовало хорошему расположению духа. Но Потемкину надо лишь добраться до воды, охлануться маленько и можно к потухшему костерку за кашу браться. Любил Григорий Александрович варить похлебки. Если бы не любовь к ратному делу, то стал бы кухарем. В детстве часто околачивался рядом с матерью, смотрел да запоминал. А потом угощал ее и сестер своих похлебками и отварами всякими. Лет всего ничего, двенадцать, а уже знавал многое.
Однажды в имении брата двоюродного, его не могли и с места сдвинуть, читал Гриша все подряд. Мог даже не мыться месяц, все увлеченный разными книгами. Стихи слагал и в огонь бросал, до того тошно порой становилось от всяких ямбов. И дядька, вздыхая, грозился выпороть племянника за расточительство.
- Выдеру, коль еще увижу полный пепла очаг. Пошел бы делом занялся, детина. Росту отмахал, так в пользу пусти.
И шел Гриша на двор хозяйский топором махать. Разок ударит, и чурбак летит расколотый. Успевай подносить и подбирать. Намается Потемкин и валится с ног. Коль дело касалось, баню растопить, то шел к речушке, где крепостные девки мылись. Завалится и лапает ручищами, смеется диким голосом. А девки с визгом, задом голым сверкая, в воду бросаются. Кого поймает этот отпрыск, той и знать силу молодецкую. Но не долго весело жилось. Отправили Гришу на учение, в самый оглавный университет. Ума много, так пусть послужит науке.
Московия свела с ума молодого Потемкина. Умели студенты гулять и опустошать карманы отцовские. Но Грише денег засылала мать, но чаще дядя, ейный брат. Получали благодарственные письма, хвалили отпрыска, так отчего же не дать деньжат.
В один из приездов петровой дочери, Елизаветы Петровны в стены храма знаний, самим Ломоносовым построенным, представили молодого Потемкина среди лучших студентов.
- Доброе дело, молодые люди, доброе, - дородно отмахивалась матушка от жары расписным веером. – А этот? – указала на Потёмкина, - тоже умен?
- Несомненно, государыня. По-гречески глаголит, не спотыкаясь. А математику, градусы и азимуты освоил, даже есть успехи в доказательствах природы искажений полярных векторов.
- Детина, и не скажешь, что умом блещет. Дайте ему двадцать рубликов. А ты смотри мне, - погрозила стоявшему едва живому Потёмкину, - не опозорь науку державы российской.
Гриша щелкнул каблуками и склонил голову. Такой похвалы он не ожидал. Краем глаза смотрел на государыню и робко протягивал ладонь. В тот вечер Потёмкина узнали в театре. Изрядно выпив самогону, отправился искать невесту себе. Не раз слышал от друзей, что в Московии можно отыскать богатую княжну. Почитать пару ямбов и готовь паспортъ для штампику.
Сначала Потемкин освистал дирижёра.
- Фальшивит труба, а он все машет палочкой! Эй. – Отмахнулся от распорядителя и полицейских вызванных для угомона хамоватого детины. – Уйди коль уши твои не слышат фальши. Ой, - залился гулким смехом, вылезая с другой стороны стульев, - она же свалится со сцены. Тут я могу подсобить и поймать приму. Сейчас.
Спотыкаясь, Потемкин шагал к сцене. Его скрутили и вывели из залу. Но там упустили, а тому и надо – три шага и улица, а там карета. Только его и видели. Устали не знавший, Гриша стал реже сидеть за партой, а все чаще бегать на строевые маневры смотреть. Нравилось ему ратное дело. Да не желал дядя его отдавать в военные.
- Хочешь, как твой отец годами из дому пропадать и жену оставлять одинокую? Негоже! Моего благословения не получишь. А коли хочешь поперек слова идти, то сам себя и содержи. Узнаю, что университет бросил, отлучу.
Маялся Григорий – потерять поддержку дяди означало конец всей веселой жизни. Но дело ли мужское сидеть и штаны протирать на лавке? И решил, что он достаточно выучил наук.
И стал Гриша все дальше от учебы убегать. Скучно стало – знаний много новых не показывали, а все чаще спрашивали. Его-то самого не особо теребили, все равно ответит. А были и такие, что двух слов сплести не могут. И вот проспав экзамен, Потемкин получил неудовлетворительный лист и был выпровожен в родовой уезд. Карету кидало на ухабах, тело совсем покрылось шишками да синяками, заставляя кучера слышать матерые словечки заправского конюха от ученого барина. И плюнул Гришенька на все, вылез и пошел через поля, окольными путями до барского дома. А там в слезах гостившая матушка, машущий плетью дядя, будто сапоги его в чем повинности несли. Машка, младшая сестра завидела брата далеко и побежала встречать.
- Гришаааа, родимый, - обняла она высокорослого молодца и рассмеялась, когда тот ее закружил.
- Машка, вот отмахала ты росту. И красавица стала. Смотри, увижу ухажёров неправильных, быстро выпровожу их.
- А сам-то каков? Кто ж тебя в мужья возьмет?
- Императрица.
Сказал и не поморщился. Правда, дома отхватил розги от дядьки. Стоял, молча снося удары. Виноват, и даже оправдаться нечем. Маменька пальцы заламывает, платком машет, прося прекратить ее ребенка истязать.
- Детина! Какой ребенок? Сестра ты, где здесь отрока увидела? Дубина стоит и молчит, хоть бы голос подал. Молчишь? Значит не больно. Сколько говорено было? Учиться надо, а не барышень под юбками щуплять. Куда все деньги садил? Кутил! Ах, ты ж изверг не благодарный!
Молодой. Разве тут о благодарности упомнишь, коль деньги руки жгут. Свободные, присланные на учебу. Мать его гладила по голове и приговаривала за ум взяться, что нельзя мотать наследство. Чай не собака, чтобы потом под заборами спать. Но разве Гриша думал об этом, когда вокруг кружатся юбки, оборками маня, когда льется пенное пиво по кружкам и звучат призывные тосты. Хотелось юности подольше праздник у Потёмкина устраивать, да дядя гнал хворостиной прочь.
- Вот, - Григорий колол дрова на заднем дворе, сердито хмурясь. – Приписан ты к конной гвардии. Будешь науку через сапоги познавать. Должен явиться через три дня и предстать пред распорядителем.
- Молчали, дядюшка. А сами уж все порешали. Согласен.
Явившись утром после ночных гуляний, Гриша показался пред очами маменьки ясно мыслящим и без аромату угарного. Дядя дал с собой деньжат и наказ, чтобы служил правдой и верой России матушке, чести Потемкинского роду не ронял.  И уже к вечеру был в казармах. Его погнали под факелами на плацу, где изволили генералы посмотреть на отпрыска. Уже знали, что был отчислен, и по какой причине. Григория гоняли до изнеможения. Но сдаваться он не привык, сопел, из последних сил стараясь не уснуть на поворотах. Как уснул, не помнил, но лишь с петухами, кои водились подле конюшни, едва смог подняться.
Время превратилось в одну нить, по которой катилось солнце. Только взойдет и уже скатывается за горизонт. Как оказалось, военная наука не столь могла увлекать. Григорию казалось, что он стал марионеткой, какие были в театре княгини Мышкиной. Офицеры не церемонились. За провинности спрашивали по всей строгости.
- Псы безродные. Слушать не умеете, строй шатается, как извозчик после кружки бормотухи.
И все начиналось по новой. Но и тут Потёмкина выделяли, хвалу сыпали манной на пшеничные волосы. Задумался он, что зря бросил учебу. Все ему давалось легко, получалось лучше всех, отчего гордости к себе был полон.
В один из солнечных дней, когда генералы были в отъезде, солдатам было позволено немного свободы. И Гришаня побёг к своим студенческим друзьям. Новостей послушать, а может и встретить девиц. Уж долго он монахом жил, совсем дичал и хотелось уйти в самовольную отлучку.
Вернулся довольный. А солдаты все норовят выведать, где был, в каком доме привечали молодого дворянина.
- И где же так осчастливили тебя?
- Там уже нет ничего годного, что могло тебе, Иван сгодиться.
- Все попортил.
- Кто теряется, тот и остается с носом, - хохотал в ответ Потёмкин.
И случилось молодому князю устроить смотры военные. Всех вырядили в парадные мундиры, заставили напудрить парики и проследили, чтобы надели правильно, а не хвостиком на нос. Стояли долго, ожидая светлейшего Петра Федоровича. Солнце нещадно лизало треуголки, сшитые из прочного сукна. Кто-то тихо стонал и готов был упасть в обморок. Едва ли можно! Не станет генерал искать причину слабости солдатской, наградит розгами всех – и кто свалится и тех, кто стоял рядом.
- Солдатское плечо оно свято! Не удержали!
Потёмкин стоял, ссутулившись, на что дядя бы сразу сказал
- Гриша, бог, посмотрев на твою спину, создал колесо.
Желал он оказаться у реки, окунуться и ожить. По телу струился пот, а сукончатая ткань лишь дергала кожу. Из-под парика шла испарина, туманом поднимаясь к солнцу.
- Долго ж князь наш собирается, - проговорил тихо Алешка Вяземский, отпрыск рода княжьего. – Ему не ведомо, как стоять здесь и помирать от удару солнечного.
- Ему только царица матушка указ.
И вот, заслышали стук копыт по мощеной улице, что вела к воротам. Кинулись отворять солдаты, да не успели. Конь под Петром Федоровичем слегка попятился, увидев преграду, и чуть не скинул седока, вильнув крупом в сторону.
- Ах, собаки, - с ревом накинулся царский отпрыск на рекрутов, размахивая плеткой, - покушаетесь на жизнь цесаревича! Я вам покажу!
Он ворвался на двор и стал кружить перед строем, не замечая, что конь ретиво копытами задевает первый ряд. Солдаты стояли, зажмурившись, авось пронесет. Потёмкин хмуро смотрел на бешенство Петра Федоровича, сильно сжимая приклад ружья. «Хворостина по вам плачет, царская задница» зло думал молодой Гриша. И вновь раздался стук копыт, вкатывая во двор карету. Потёмкин лишь глаза отвел в сторону, как почувствовал теснение в груди. Молодая дева, прикрывая носик кружевным платком, водила взглядом по стоящим строем солдатам. А цесаревич не унимался. Отдав поводья лошади, подошел к рекрутам, пристально всматриваясь в каждого. Потёмкин и не смотрел вперед, весь поглощенный красотой княгини. И чуть не выронил ружья, получив плеткой по лицу. Полоса загорелась огнем, а Петр Федорович уже дальше шел, выискивая тех, кто неправильно стоит.
В ту ночь молодой солдат сидел подле костра, мешая угли палкой и размышлял о ней, о нем и государстве. Много толков ходило в рядах только что принятых в ряды дивизии молодых отпрысков богатых и не особо капиталом блещущих семей, но и бывалые служивые говорят, что негоже так относиться к тем, кто защищает русь матушку. А император, словно мальчишка, все играет и считает, что равный богу, а значит может все. Народ русский трепением уж слишком искушен. Но и оно не бесконечно.
- Гришка, а ты не спишь? Все зыришь в небеса.
- Петро Михалыч, садись. Да как уснуть, коль в голове морок туману напустил. А сердце дергает, как кобылу на родах.
- Да никак наш гуляка влюбился? Небойсь девица не по зубам, раз так страдаешь?
- Не прав ты, батька, - задумчиво ответил Потемкин. Петро Михайлович Зыблин давно приквартирован к полку. Много знает о битвах, много где бывал. Солдаты его уважают, прислушиваются. А тот лишь в бороду густую дым махорочный пускает и посмеивается. И не привычно старику было видеть Гришу таким задумчивым. Все улыбается да зубы скалит. И подойти то к такому страшно – раз увидел, как он дрова рубит, то и побоишься вызвать на кулаки Потемкина. – Она хоть и высоко от меня, но я ж умею. Да дядь Петро?
- Умеешь, все умеешь. Иди спать. Завтра будешь маяться в строю. А я за твоим костром послежу.
- Добро.
Проходя мимо окон генеральского кабинета, Григорий Потемкин замер. Вольные мысли за плотной шторой произносились, аж сердце молодое забилось сильнее. Оглянулся. Один он в темноте. Нырнул в кусты и схоронился.
На годовщину полка отпустили в город. Потемкин, не дожидаясь товарищей, ушел на окраину города. В тамошнем кабаке, собирались военные. То в карты поиграть, то девичей красотой порадоваться. Едва открыл он дверь, как в лицо жахнуло табаком, да столь крепким, что глаза слезой подавились. Гул голосов и смех вырывались за полог портьер, которым вход прикрывали. Матрена выскочила в рейтузах, на бахромах повязанными красными лентами играя.
- Гришенька, милый, - кокетливо прильнула и тут же отпрянула. – Давно ты не заходил. Опять плохо себя вел?
- А чего не вести? Все веселее. Кто у тут партии разыгрывает?
- Братья Орловы зашли на огонек с друзьями. Да и ты иди, но про меня не забудь.
- Охотник не может забыть про добычу, - рукой шлепнул девицу по заду и вошел в залу.
Пристроился Потемкин за столом. Перед ним сложили раздачу карт. Играли весело, что проигрыш кармана не смущал. Орловых он видел раньше. Смелые, головы бедовые. В характере огонь, а в сердце шторм и гордыня.
Не заметил он, как всех девиц спровадили, столы сдвинули.
- Иди, соименник, потолкуем.
Много в ту ночь они говорили. За честь солдатскую, за Русь горемычную, что мается под плетью слабоумного государя. Назревало событие кровавое. Не удастся, плаха кровью напьется, а петля сотни глоток сдавит. Напоит смерть новыми убиенными. И понял Потемкин, что услышанный им недавний разговор не просто так, из пьяной глотки генерала рвался. А мучил он умы людские. Роптали, не хотели больше жить под самодуром.
Вошествие Екатерины на престол встречали залпами пушек и выстрелами ружей. Несли весть на устах, передавали во все края России могучей. Потемкин
Кутежи неслись галопом. Из одного загула, Григорий Александрович попадал в другой. Но как бы он не упивался молодой девичей плотью, образ той, которая сорвала завесу с его сердца, не тускнел. Наоборот, Катерина Алексеевна все глубже в душу забиралась к молодому Потемкину. А намедни, засидевшись в карточном доме, услышал он от ворвавшегося Орлова, что у него сын родился. Скрипнула бумага в широкой ладони и упала на стол. Григорий едва сдерживал себя от лютой злости, что этот выскочка столь близок к императрице. А сколько слышал он о покоях Катерины, какие перины мягкие, какие жаркие объятия великой женщины. Орлов похвалялся своей победой – самой дорогой.
А повод предстать пред очами императрицы Григорию случился неожиданно. Был приглашен он ко двору за наградой за воинские успехи, за верность России. Долго не собирался. Только выкупаться успел, как терпение закончилось. Вскочив на коня, помчался он в столицу, за пазухой храня письмо с ее витиеватым росчерком.
Ему сообщили, что Катерина Алексеевна прогулкой занята, не может принять. Потемкин поначалу заругался про себя, что не расторопный, опоздал. А потом подумал, что ему прогуляться тоже не мешало бы. И медленно пошел по дорожке вдоль красиво стриженных кустов. Вдали послышались голоса и лай собак. Молодой поручик вышел на площадку, венчающую небольшую арку. Улыбка озарила его лицо. Увидев ту, по которой сердце ноет, едва сдержал ноги, готовые бежать к ней. Катерина прогуливалась с фрейлинами. За ними следовали слуги, ведя на поводках борзых. А дальше катили столики с провизией и напитками. Увидев, что императрица заметила его, ударил каблуками сапог, в поклоне голову склоня. Она стояла, дороги дальше не давая никому. Ее свита, до любопытства жадная, украдкой усмотрели стоящего недалеко солдата.
- Хорош.
- И сложен ладно. В плечах сила чувствуется.
- Кто же это?
- Ух раскудахтались, - одернула фрейлин Катерина Алексеевна, бросая последний взгляд на Потемкина.
И не подозревал он, что вызывая в сердце императрицы жгучий интерес, в других умах рождает злость. Конечно, Григорий понимал, что он делает и кого дразнит, но отступать от своей женщины намерений не имел. Орлов все реже с ним пересекался, а если и случалось вместе за одним столом играть, то быстро сыгрывал пару партий и удалялся. А Гришке все нипочем. Удаль молодецкая, горячее сердце и мечты….
- Вам записка, - Потемкин спросонья не понял кто и зачем. – Господа Орловы передали.
- А, жди, - закрыл дверь и подошел к горящей лучине. Подозрений не почувствовавший, Григорий передал на словах, что будет в назначенное время.
В разгар интереснейшего расклада, Орлов, опустошив стакан вина, повернулся к Потемкину. Григорий Александрович размашисто накрыл его карту и потянулся к кружке с пенным пивом.
- Пьешь ты хорошо, играешь умно, расчет верный. Но в одном ты, батенька, неверно думаешь.
- Эт в чем же, Григорий Григорьевич? Вам жаль полтыщи, что проиграли? – не понимал Потемкин, куда разговор уводился. – Так времени до утра много, отыграешь пару карт.
- Да мне то что до денег, дело наживное. А вот тебе, - толкнул ногой ножку стула, на котором сидел молодой поручик, что едва не свалился тот, руками ухватившись за стол. Со стульев начали вставать те, кто играл за другими местами. – Ты рот свой на чужое не раскрывай.
- Эт ты про что? – медленно начал подниматься Потемкин. – Говори прямо, если имеешь нужду мне что предъявить.
- Чужими женщинами глаза свои ублажать не стоит.
- А коль ты так важен для нее, с какой нужды ей смотреть по сторонам?
Потемкин не успел понять, что произошло, но его руки крепко сцепили и ногой ударили в грудь. Закашлял он, дернувшись вперед, с плеч скидывая нависших. Орлову выдал на орехи пару тумаков, сдвигая стол собой. В груди щемило и воздуху не хватало. На него накинулись друзья Орлова, а тот с горячки ухватился за нож конторский, коим ковырял столешницу, снизу дернув рукой, в глаз Потемкину так и попал.
Григорий Александрович сознание и потерял, не издав ни единого звука. Прибежал половой, кричал, руками отмахивал от орущего в ответ на нее Забравского, друга Орлова по игрищам.
- Что ж вы делаете!
- Молчи, дурак. Замоешь все, а этого мы скинем поотдаль. И язык спрятал.
Очнулся Гриша в душной комнате.

[nick]Григорий Потемкин[/nick][icon]http://sg.uploads.ru/6L7xm.jpg[/icon][status]Ночной император[/status]

Отредактировано Nina Klimova (09.01.2021 23:07:24)

Узкая, мутно-серая полоска света едва пробивалась чрез увенчанные паутиной ставни. Где-то причитала старуха, плескалась вода, а на топчане лежал Потемкин. Хозяин дома, куда принесли найденного Григория уличные гуляки, поначалу отпирался, что не хочет на виселицу за труп пойтить, но пришлось принять истекающего кровью молодого парня. Тут же побежал Пейсийский Митрофан Гаврилыч за врачом, оплачивая последними медяками посещение больного. Камарский Иван, недоученный студент последнего курсу университету медицинского, за небольшую плату мог справить любую операцию, в коей не требовалось сильных познаний. Смелый, не боялся быть сданным городовым, потому и не лез графьев лечить.
- Что случилось у тебя дядь Митрофан? – наспех надевая кафтан, Ванька хватая саквояж, выбегал из дому. – Роду какого твой больной?
- Почем я знаю! – торопливо отзывался бегущий, но больше припадающий на ноги дед, - приволокли его бездыханного. Не пущал, а они вломились и пригрозили. Поспешай!
- Бегу, бегу.
Глаша, сестра дедова, отварами пропитанной тряпкой, смазывала губы стонущему Грише, крестилась, когда он особо громко мычал, вспоминая всех святых. Солома в подушке вся пропиталась кровью, наполняя маленькую комнатушку отвратительным запахом. Даже полынь отваренная не помогала – слишком вонюч был незнакомец. Едва стянула бабка сапоги, как отшатнулась. А уж рубашка, впитавшая в себя и пот, и кровь, вызывала у видавшей жизнь женщины приступы желудочного спазму. Потемкин перестал поворачивать голову, грудь его едва вздымалась, что на минутку Глаше показалось парень дух испустил. Упала на колени, заломила руки и в пол лбом бьется, тянется у висевшим в уголке образам.
- Господь всемогущий, иже еси на небесях! Спаси отрока, не дай на небеса уйти. Молод еще, - сама не ведала что несла, да только и очнулась, когда Митрофан ее в полу дернул за руку. – Помер он, Митрофанушкаааааа.
- Не голоси! Цыц у меня. Поди, принеси чистых тряпок и водки.
- Батюшки, да где ж ее взять то!
В двери стоял остолбеневший Иван, не верящий своим глазам. Медленно отстранил с пути старика, присел на корточки. Потемкина узнал сразу. Друга и собутыльника, лучшего студента и гуляку. Тут же отдал все медяки деду обратно, велев нести все лучшее.
- А не то тебе быстро палок десятков пять насчитают, ежели с ним что случится.
- Ванька, а ты его что, знаешь?
Камарский не понимал, чем мог помочь другу. Григорий лежал бленый, что даже в такой убогой комнатенке это выглядело очень…
- Гриша, - Ванька свесился над Потемкиным и пальцами стал касаться кожи лица, - слышишь меня?
- Да, - прошептал Григорий, и попытавшись открыть глаза, простонал, цепляясь за кровать.
- Это я, Камарский. Даже не понимаю, чем тебе помочь. Это ж не порез.
- Что?
- Гришка, глаза нет. Стой, не открывай второй. Потерпи, я за лекарем настоящим. Гриша, я скоренько.
- Сам…
Ваня так и остался стоять посреди душной комнатенки. Он только и мог, что разводить руками и в немом вопросе смотреть в лицо Григорию. Тот будто чувствовал и повернул лицо в его сторону. Как же я сам? В дверях показался Гаврилыч. Старик перекрестился, когда под его взор попал лик раненного парня.
- Жив?
- Да, да. Так. Рот на замок и сидеть за дверью. Кликну коль понадобишься. Глаше накажи, чтобы тоже помалкивала.
- Кто этот…?
- Потемкин, дворянских кровей сын. В нашем полку службу имеет. Не останешься без накладу. Выдюжит, Гриша в долгу не останется. Ступай.
На седьмые сутки Потемкин очнулся с ясной головой. Бабка сварила отвар из дурман травы, коим его Ваня и поил, а потом лечил усыпленного.
- Иван, где ты?
Камарский подскочил с полу и кинулся к топчану. Во что угодно мог поверить, но не в четкий голос чрез который пробивалась сила Потемкина. Попытались сесть, не вышло. Гришу закачало и стошнило на сапоги лекаря. Упал он на спину и мычит, дрожащими руками трогая свое лицо. Потемкин боялся спросить, что с его глазом, оттого и молчал, ожидая, что друг сам расскажет. Но тот тож помалкивает и руки укладывает на кровать.
- Успокойся, сейчас отвару примем и я тебя перевяжу.
- Нет, давай так. Хватит в тумане мне жить. Так и мозги растеряю.
- Больно будет, Гриш.
- А ты мне палочку в зубы вставь, да деда прогони подальше.
Терпел Григорий, из всех сил старался не схватить Камарского за грудки и о стенку приложить. Голова словно коленым железом мучимая, горела адовым огнем, кожа расползалась по сторонам, и получалось, что на роже одна большая дыра – свежая и кровавая. Иван не молчал, все говорил, что уже лучшает его рана, и на днях откроют второй глаз. Потемкин затихал до следующей пытки.
К июлю в дверях Митрофан столкнулся со своим постояльцем. Окрестил его и в руки дал чарку холодного квасу. Уже мог Гриша на улице сидеть, но под солнце не показываться. Нашел старик его полк и передал весточку соратникам по шпаге. Тут же примчались навещать. Столы накрыли во дворе. Водка текла рекой, песни слышны аж за версту, а солдаты все гудели. Ванька так напился, что уснул под лавочкой, и проспал бы, коль Гриша не утащил его в дом. Там оставил на полу, а сам ушел прогуляться. Ночью его мало кто мог увидеть с перевязанным лицом, оттого и легче на душе.
Мимо театру шел. Конец спектаклю был. На лестнице оживленно разговаривали офицеры и дамы, явно кого-то ожидая. И Потемкин чуть не лишился разума. Из дверей вышла она. Стройна, красива, величава… Скрипнули каблуки, когда Гриша ушел в темноту прочь, завидев, как его императрица приветливо улыбается Орлову. Не скоро он вернулся домой. Заглянул в кабак, который негаданно обнаружил неподалеку от рынка. Как странно, что сюда его не заносило прежде. Весьма не дурный квас и солонина, которыми он угостился, приятно удивили удрученного Потемкина. Сев в дальний уголок, дабы не показываться на людях таким «красавцем», медленно потягивая игристый напиток, слушал сплетни. Ванька ничего не рассказывал, будто из дому не выходил вообще. А в мире много чего творилось. Война назревала. Ывалые солдаты спорили о днем, когда пойдут войска туркам раков показывать.
- Зарываются богохульники, - кричал щуплый старик, стуча по деревянному полу костылем. – Ерепенятся и земли считают, сколь отодрать у нас. Выпрямить им сабли и дело с концом.
За соседим столом сидели три студента, и судя по содержимому тарелок, кошельки от худобы у них не страдали.
- Машка Белова дочь, все глазки строила Полкашке. А он возьми ее и в уголке зажми. Той стыдно отцу сказать, все записки шлет.А Булавину и дела нет, портит барышень дальше. Говорят, скоро он папашей станет. Вот я посмотрю на радость егойной рожи.
- Да Машка эта страшная. Видать Полкаша выпил много. Хотя, с доходом ее папеньки жениться можно.
- Белов имеет три деревни с полями. Я видел его управляющего в банке. Закладную оплатил, урожай говорит народился хороший.
Потемкин не торопился. Порой среди народу рождается истина. Философов уличных надо слушать, они иногда дело говорят. Про императрицу никто не судачил. И огорчился Гришка, что новостей о ней не слышит, и возгордился, что сплетнями ее не обливают. Дверь хлопала, впуская в кабак все новых посетителей, и Григорий решил, что пора уходить. Ненароком будет пойман тут, и тогда разговоров не избежать. К утру он так и не заснул. Ванька храпел за семерых, распугивая мелких жучков, которые выползали из углов и щелей комнатенки. От мощного рыка разлетался песок и земля, что были принесены на сапогах. Хотелось помыться в бане, отпарить ворь и вернуться к себе.
В августе у Потемкина случилась температура. Он валялся поленом, не в силах и пальцем пошевелить. Камарский помогал другу чем умел. Рана на глазу затянулась, як на собаке. А вот что-то да грызло Гришку изнутри.
Ближе к осени в дом Митрофана нагрянул сам граф Орлов. Старик, потеряв дар речи, сколь важный чин пожаловал к нему, расшаркиваясь, согнув спину, проводил гостя до комнаты Потемкина. Поморщив нос, тезка Гришки прошел внутрь и остановился, глазами обводя покои.
- По чину и каморка, - проговорил, присаживаясь на сколоченную скамейку. – Григорий, хватит тебе бока належивать. Поди разучился и оружие в руке держать.
- А тебе какое дело до этого? – Григорий сел на кровати и хмуро посмотрел одним глазом. – Не из уважения явился, а с надобностью.
Что мог ожидать? За Орловым не заржавеет вести ему принести недобрые. Поднявшись, Потемкин вышел во двор и окунул голову в кадушку, что недавно Митрофан заполнил водой. Очнувшись, будто и впрямь спал сном дурным, Гриша послал деда за кожевенных дел матером, кому давечи заказал для себя повязку на глаз. Не ходить жеж с бинтами, как вечно хворью страдающий. Одевшись в чистое, Потемкин поравнялся с Орловым. У двери ожидал экипаж, который повез мужчин к императрице. Григорий, что помладше, задумчиво посматривал на праздно гуляющих девиц, скрывавшихся под ажурными зонтиками, лениво сидящих под тенью деревьев мужчин, облаченных в костюмы. А впереди бежала дорога, которая для Потемкина станет решающей. Принял ли он решение, что предложил ему Орлов? Ответа получено не было. В молчании собрался, вышел и в коляску сел.
В первом зале, их встретил камергинер, принявший треуголки и трость Орлова. А недалеко, в углу, стоял письменный стол, явно тут никогда не бывавший. Потемкин быстрым шагом подошел и расчеркал прошение витиеватым почерком.
- Решителен, оно и правильно. Разумно поступить всегда остаться в живых удастся.
Его пригласили почти сразу, едва оба мужчины оказались в коридоре. Орлова попросили подождать, а Гришу проводили до покоев. И каждый шаг, чеканя и сминая пол, он миг сближал с видением ее… Но едва ступил порога покоев Екатерины, как опустил свой взор на сапоги. От прикосновения ее руки, столь нежной, робкой, Потемкину привиделось, что рядом ангел. Переступая чрез себя, и мыслью понимая, что в руках совершенно иное держит, нежели то, что слышал в ее голосе, вложил бумагу в тонкую ладонь.
В полку его встречали радостно. Кто нес большую чарку, вином наполненную, кто норовил увлечь в разговоры. Но Потемкину, остывшему от толпы людей, все на мгновение показалось чуждым. А ведь совсем недавно, он строиться умел на раз и два, клинком владел, будто продолжением руки. А мастером в кулачном бою прослыл. Всего этого больше не хотелось.
- Потемкин, рад. Знал, что приключилась хворь с тобою, но вижу, полон сил, - Землянский Афанасий Петрович, командующий полком, грузно поднялся со стула и подошел к молодому солдату. – Слышал, что изъявил желание добровольцем пойти. Похвально. Очень похвально.
- Имею страстное желание России послужить.
- Рвение достойное. Определим тебя в полк Голицына, там таких любят – смелых, умных. Иди, отдыхай, а по утру поедешь в расположение. Путь не близкий. Они под Ростовом стоят, собирают солдат. А сам князь Голицын уже рубит головы туркам. Напишу тебе ходатайство, чтобы не болтался долго без дела. Ступай.
Потемкин не спал. За все лето так отлежал себе бока, что готов дремать стоя. К повязке он привык. И руку видит одним глазом ровно. Ружье пришлось переложить на другое плечо. Но не это точило его изнутри – жалость в ее голосе Потемкину была не нужна. Екатерина стала его звездой, недосягаемой и от этого желанной до скрежета зубов. Но пока стоит Орлов на пути, а у самого Потемкина нет времени бороться за Екатерину, придется и вправду солдатской жизнею пожить. А там судьба сама распорядится – кого за забор, а кого и в покои.
Война могла изменить жизнь Потемкина, который все дальше уезжал от той, кто могла осыпать его почестями, осуществить его стремления в своих чувствах к императрице. Ведь его никто не гнал туда, откуда он мог не вернуться и больше не увидеть лучезарный лик Екатерины, что снилась ночами, чей образ не застилали ни водка, ни бесконечные скачки в Ростов. Изъявление желания пойти волонтером на войну с Турками, перечеркивал одним пальцем все, что за семь лет он смог добиться при дворе. Но Гришка был их тех, кто способен перевернуть свою жизнь, не оглядываясь на прошлые достижения. Что ждало его там, в тех землях? Он не знал и не хотел рассуждать об этом у кострищ, в моменты недолгого отдыха.
Соединение войск, тех частей, которые собирались по пути в Крым, произошло в Киеве. Потемкин представился Голицыну лично, нагло пройдя мимо его деньщика.
- Остолоп, ну погоди у меня! – пошептал в след высокому парню Образчиков. Привыкший, что с ним считались, он пользовался уважением среди солдат. Мог и поговорить, да и совет у него не задержится. Ведь кто как не он, знает подходы к Голицыну. А тут просто смели с дороги.
Григорий согнувшись едва не пополам, вошел в палатку. Генерал Александр Голицын сидел за картой, вычерчивая план боевых действий. Подняв на представшего пред ним солдата, спросил:
- Без докладу?
- Потемкин Григорий Александрович, - стукнув каблуками сапог, Гришка склонил голову. – Прибыл в расположение для принятия воинской службы.
Голицын прочитал грамоту, где было написано «Принять сего солдата в ряды войск российских». Тяжелый взгляд, уставших от недосыпу глаз, долго рассматривал лицо стоявшего пред ним молодого человека.
- Надеюсь, вы славно послужите нашей Родине. Ступайте на восток лагеря, где найдете Спиридона Свиридова. Он распорядится, куда приписать. Добровольцы это редкость, - уже тише произнес, вновь отворачиваясь к карте. – Но не помешают…
Ночи были темными, отчего и небо светилось звездами, как фонарями улицы столицы. Гриша лежал на соломе и, не отрываясь, любовался небесными красками – черными и белыми. Мечтал о походах, о битвах славных, и где-то за этим театром мысленных действий, стояла та, образ чей неколебим в голове молодого и влюбленного Потемкина.
На утро, горном разбуженный лагерь, встрепенулся градом голосов, приветствовавших командиров. Предполагаюсь, что задержаться тут еще на дней семь, а потом двинуться в сторону Хотина, города-крепости с осады которого Голицын планировал начать свое продвижение в глубь полуострова. Но с донесением прискакал адъютант, и все перешли к готовности немедленно отправляться в дорогу, так как отставшее пополнение, ввиду дождей, застряло меж двух деревенек. «Кони топнут, люди за ними, а телеги жалко. Провизия нынче не дешевая». Потемкин не стремился вперед, а задумавшийся, ехал, понукая лошадь, позади пешего второго отряда. О чем думал?
«… Горы не плоскость, с линейкой не померяешь. Посему и осадить не получится быстро. Лошади ступать вниз едва ли могут, чтобы суставы не сломать, а значит надоть самим, на своих ногах, подниматься вверх…»
Первая осада Хотина прошла не так, как думали солдаты. Остановились в недосягаемости пушечного ядра. Османы ощетинились, как морские ежи – мечами и мортирами. Русские передвигались по линии горизонта, шагами пробными пытаясь размерить путь резкого удару, но их везде накрывал град тяжелых ядер. Потемкин не мог понять, что за орудия и как они так быстро по холмам двигаются.
«…Как бы далеко от бойницы я не двигался, ядро все равно долетит. Вот бы глянуть, и можно тогда воевать. Как слепые. Осада захлебывается, солдаты носы трут, а Голицын трубит отступление…»
И все же они отошли от Хотина, объяснив это тем, чтобы люд сохранить. Без головы в такое суваться негоже. А придумать, как взять город не могут. Потемкин изнывал от бездействия. Лежать на земле он мог и в императорском саду, любуясь прогуливающейся Екатериной. А тут что за толк? Почки оставить и голову простудить.
Второй осады тоже не вышло. Голицын вновь отвел войска, чем вызвал в умах солдатских негодование. Рты молчали, но взгляды жгли сильней пожарища.
Они несколько ночей сидели под деревьями, стараясь не выказывать дюжего интереса к своей персоне. Голицын ходил чернее тучи в те редкие случаи, когда выбирался из палатки. Его деньщик валился с ног, без устали сторожа покой графа. О том, что Екатерина была недовольна такими шагами назад «… российской армии нет раков, чтобы пятились назад…», такое слабоволие при наступлении на Хотин, и отозвала к себе в столицу Голицына, послание скрепив доброжелательным тоном, словно и не опала вовсе нависла над графом. А заместо него в части прибыл Румянцев.
Едва прибыл на смену Голицыну Румянцев, как все забурлило – заскрипели старые цепи на кузнечных мехах, зашуршали камнями, точа острие шпаг, а лошадям надевали подковы, облаченные в мягкий материй, чтобы не слышно ступали, не сильно выдавали внезапность. А о ней, о внезапности, думал Потемкин, советуясь со своим другом Суворовым. Оба были согласны, что проявить невидимку куда полезнее, чем тыкать рогатиной в бойницы.
Поход на Хотин возымел успех. Разделенные на части и поставленные по флангам конницы, были неожиданной для турков силой, которая, словно огненное копье справедливости, ворвалось в город. Потемкин оказался в самой гуще битвы, конем топча турков, саблей рассекая лица и тела, рвался вперед.
«Склонность моя особливо к коннице, которой и подробности, я смело утверждать могу, что знаю. Впрочем, что касается до военного искусства, больше всего затвердил сие правило: что ревностная служба к своему Государю и пренебрежение жизни бывают лучшими способами к получению успехов…»
И правда не жалел себя. Расчищая дорогу, он спрыгнул с коня, когда впереди показались укрепления крепости. Махнув солдатам руками, дабы рассыпались по сторонам, мелкими перебежками оказался под стенами. А ворота, скованные решеткой, поднятые для войск турецких, не успели опустить. Молодой Илья Петровский, недюжей силы малый, всего то двадцати годков от роду, поднес бревно, не давая воротам упасть. С победными криками ворвались русские за стены, кроша все и вся на пути своем. А через мгновение, над главной башней, уже реял флаг Российской империи. Уставший, потный и грязный, Потемкин, сидел на краю обрыва, который защищал крепость со стороны воды, покуривал и разгонял от лица дым.
- С победой! За здоровье нашей матушки, Екатерины!
Не найдя ничего спиртного у турков, солдаты принесли с телег свое огненное пойло, разливая то по кружкам.
Донесение в столицу отправилось в тот же вечер. Румянцев описывал все подробно императрице, не упуская никаких фактов, коих было весьма много. Но главное, не упустил слов о молодом генерале-майоре Потемкине.
«… Умело конницей справился. Никогда мы не действовали так смело и молниеносно. Турки не успели сделать и выстрела, как наши ряды ворвались в город… Матушка, императрица, пишу вам о храбром генерале-майоре Потемкине, коим я восхищен и заслуг его не привычен увеличивать…».
Но не бывает так, что все складывалось в колоду ровно. Пришел приказ о конвоировании Суворова в столицу. Его смелый удар под Туртукаем, не всем пришелся по душе. И злые языки преподнесли это так, что будто Суворов не имел права подвергать людей такой погибели. Срочным гонцом было доставлено письмо.
Суворов с Потемкиным ловили рыбу, стоя по колено в реке. Без париков и сюртюков, с выпущенными рубашками, вовсе не похожими на героев, разговор вели о деле ратном, о стратегиях и победах.
- Суворов! – раздался голос деньщика Румянцева. – Прибыть к генералу! Срочно!
Но едва он переступил порог палатки, как громом грянула весть о его аресте.
- Ну, коль победу не признали, давайте и крепость отдадим обратно, - произнес Суворов и вышел прочь.
Потемкин стоял недалеко и все прекрасно слышал.
- Сашка, не будешь один. С тобою поеду в столицу. И мне есть, что сказать нашей матушке. Есть кому глаза прикрыть и рты законопатить. Выдюжим. Коль турки не застрелили, неужели наше оружие сможет убить?
Румянцев не был против отбытия Потемкина в столицу. И два друга, в сопровождении охраны выехали на дорогу к Киеву, откуда до столицы понесутся галопом.
Суворов чувствовал, как над головой повисает дамоклов меч, не сдвинуть, не отрубить и отскочить. Благо Потемкин рядом, не давал ему погрязнуть в пучине мыслей, потерять рассудок и по приезду в столицу, не произнести ни слова в свою пользу. Да, отчаянно поступил Суворов, да не послушал. Но итог один – город взят, и потери минимальные. А турки уже бегут без оглядки, бояться и глазом моргнуть, а вдруг русские в спину дышат. В небольшой деревне под, под Гатчиной, под одним из охранявшим Суворова, пала лошадь. Белов Василий, тот самый, кто вызвался охранять попавшего в опалу Суворова, сломал ногу, когда лошадь под ним спотыкнулась и завалилась на бок, придавливая собой несчастного.
- Видишь, - Потемкин спешился и отдал поводья появившемуся мальчишке. Его голос был тих и предназначалось сие сказанное только ушам друга, - не наша дорога, лошади это понимают. Я уверен в благополучном исходе нашего предприятия. Пойдем, обогатим хозяев. Кабана съесть не откажусь.
- Осталось пару монет, и те на бормотуху.
- О нет, мой друг Александр. Мы поедим и даже выспимся. Белов не оставит своей роли, поэтому будем ждать лекаря. Доброго дня, хозяйка. А собери-ка нам отведать чего-нибудь сытного.
- Не хочешь ли сказать, что неважно вкусно или нет, главное сытно? – Суворов усмехнулся, потянувшись.
- Не прав ты. Вкусно должно быть всегда.
Ночь пролетела, словно крылом взмахнула. И вот, шестеро уже скачут дальше, вздымая пыль под копытами, горя под солнцем и заливаясь дождями. К столице они прибыли не чище солдатского сапога после муштры. Негоже являться пред очами императрицы в таком виде. Потемкин настоял на том, чтобы им дали час для наведения порядка. В доме вдовы, у которой снимал комнату, они получили все, что помогло им стать вновь людьми.
У ворот Аничкова дворца процессия остановилась. С докладом побежал один из воротных охранников. Потемкин спешился, вглядываясь за резные ворота. Где-то там, куда он скоро прибудет, есть Она. Мечтательно задумавшись, очнулся от шепота Александра.
- Неужто фрейлину присмотрел?
- Зачем она мне?
- А я и заправду подумал…
Разговор прервался появлением лакея в белой ливрее, продернутого золотистыми нитями. Выпрямившись, Григорий чеканным шагом вошел во двор. Изумительно подстриженные кусты являли собой порой занимательные фигуры, в которых не мог Потемкин угадать и простых вещей. У небольшого фонтана стоял куст в виде ножниц. И каждое кольцо их аккуратным кругом вызывало восхищение. Дальше был ангел лесной и фарфоровый. Тот что с лесу стоял с зайцем у ног, тот что из фарфора играл на трубочке. Вымощенная дорога так и отзывалась на стук солдатского сапога. Свернув к резным дверям, Потемкин почувствовал легкое волнение. Стремление в мыслях обретает образ, которого коснется взгляд столь смелый, что душу горячит и плавит разум. Мраморные ступени, увенчатые по сторонам белыми, искрящимися на солнце перилами, вели наверх. Лакей принял их шляпы, поклонившись указал куда ступать.
- Тридцать три, - проговорил Потемкин, останавливаясь перед дверями кабинета, где находилась императрица.
Суворов вытащил несколько листов бумаги, исписанных убористым почерком, крепко сжав в кулаке.
- Генерал-майор Потемкин и полковник Суворов, - громко произнес смотритель покоев государыни.
За углом Потемкину почудилось шевеление штор. Не успев бросить взгляда, шагнул в распахнутые двери. Екатерина медленно опустила на маленький столик перо, обращая внимание на вошедших. Оба щелкнули каблуками, склонили головы.
- Ну-с, Александр Васильевич, говори, с чем пожаловал.
Суворов сделал два шага, протягивая императрице бумаги.
- Имею я важное дело, которое хотел бы пояснить. Неверно обо мне вам сообщили. Позвольте, матушка.
- Излагай.
Раскрыв положенные Екатериной бумаги, Александр порылся и отыскал план города, успешной осадой которой он и хотел поделиться. Затем раскрыл план расположения войск, расчет расстояния и количества солдат. С каждым словом, что он произносил, весь план терял туман и неправду. Екатерина села в кресло, взяв пару бумаг. Слушала внимательно, не упуская ни детали. Через час Суворов замолчал, тяжело дыша. Столь увлеченно он вновь окунулся в те дни, которые принесли победу. Молчание в кабинете прервал голос Григория, который жаждал оправдания друга.
- Те, кто донес на Суворова, ничего не смыслят в военных действиях. Теории выдумывать все мастера! Как можно править войском, сидя так далеко? Как можно видеть, как битва складывается, ежели в столице заседают. Подняли бы… - Потемкин запнулся, поняв, что может оскорбить Екатерину словом, - не предложив плана, сидели умы и думали, но кто поймет о чем. А он решился, компания имела успех, а землю российскую покинули османы. Позорно! Просим заступничества вашего пред Сенатом.
Сверкая взглядом, горя душой за друга, Григорий не мог оторваться от созерцания образа той, кто пленил его сердце. Наглость, порывистость и честность. В этом был весь Потемкин.

[nick]Григорий Потемкин[/nick][icon]http://sg.uploads.ru/6L7xm.jpg[/icon][status]Ночной император[/status]